Неверный шаг.
Тупик. Она подбежала прямо к стене, тщательно высматривая выход, хоть какой-нибудь выход. Понимая, что никакого выхода отсюда нет, она обернулась, чтобы встретиться лицом к лицу со своими преследователями.
Задыхаясь, Кэйтлин наблюдала за тем, как они поворачивают за угол, приближаясь.
Через их плечи она видела, что если бы повернула направо, то беспрепятственно побежала бы домой. Ну, конечно, не с ее удачей.
«Ну все, стерва», – сказал один из парней. – «Теперь тебе придется страдать».
Понимая, что выхода у нее нет, они медленно направились к ней, тяжело дыша, ухмыляясь и предвкушая насилие, которое они намеревались над ней совершить.
Кэйтлин закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Она попыталась силой мысли заставить Джону очнуться, появиться за углом бодрым и всесильным, готовым спасти ее. Но, открыв глаза, он увидела, что его здесь нет. Перед ней были только ее преследователи. И они приближались.
Кэйтлин подумала о своей матери, о том, как она ее ненавидит, обо всех тех местах, где она была вынуждена жить. Она подумала о своем брате Сэме, о том, какой будет ее жизнь после этого дня.
Девушка подумала обо всей своей жизни, о том, как все с ней обращались, о том, что никто не понимал ее, о том, что никогда не выходило так, как она хочет. И что-то щелкнуло. Она вдруг почувствовала, что с нее хватит.
Я не заслуживаю этого. Я НЕ заслуживаю этого!
И тут внезапно она ощутила это.
Это была волна – нечто, что ей никогда не приходилось испытывать раньше. Это была волна ярости, накатившая на нее, омывая ее кровь. Она сосредоточилась у нее в животе и распространилась оттуда. Кэйтлин почувствовала, что ее ступни приросли к земле, словно она и асфальт стали одним целым, а затем ощутила, как на нее снисходит первобытная сила, которая прошла через ее запястья, руки и направилась в ее плечи. Кэйтлин издала первобытный рев, что удивило и напугало даже ее. Когда первый парень подошел к ней и положил свою мускулистую руку ей на запястье, она наблюдала за тем, как ее рука отреагировала сама по себе, хватая нападавшего за запястье и скручивая его под прямым углом. Лицо парня исказилось от шока, когда его запястье, а потом и рука, раздробилось на две части.
Он упал на колени, закричав.
Глаза трех других парней широко распахнулись от удивления.
Самый крупный из них набросился прямо на нее.
«Ах ты…»
Еще до того, как он закончил фразу, Кэйтлин подпрыгнула в воздухе и ударила его в грудь обеими своими ступнями, отбросив его назад на десять футов. Он приземлился на кучу металлических мусорных баков.
Парень лежал, не шевелясь.
Двое других пораженных парней смотрели друг на друга. Они действительно были напуганы.
Кэйтлин сделала шаг вперед, чувствуя, как через ее тело проходит нечеловеческая сила. Она услышала свой собственный рев, поднимая двух парней (каждый из них был вдвое больше нее) на несколько футов над землей одной рукой.
Когда они болтались в воздухе, она швырнула их и, покачнувшись, они врезались друг в друга с невероятной силой, после чего оба рухнули на землю.
Кэйтлин стояла, тяжело дыша, с пеной от злости.
Ни один из четверых нападавших не шевелился.
Она не почувствовала облегчения. Наоборот, ей хотелось больше – больше парней для борьбы, больше тел, чтобы швырять.
И ей хотелось чего-то еще.
У нее вдруг появилась кристально чистое видение. Девушка смогла увидеть увеличенное изображение их незащищенных шей. Кэйтлин видела с того места, на котором стояла, вплоть до десяти дюймов, как на шее каждого пульсировали вены. Ей захотелось укусить. Наесться.
Не понимая, что с ней происходит, Кэйтлин откинула голову назад и издала неземной крик, который эхом пронесся мимо зданий и квартала. Это был первобытный крик победы и неосуществленной ярости.
Это был крик животного, которому хотелось большего.
Кэйтлин стояла перед дверью в свою новую квартиру, уставившись на нее, когда вдруг поняла, где находится. Она понятия не имела, как сюда добралась. Последнее, что девушка помнила, так это то, что она была в переулке. Каким-то образом она вернулась домой.
Хотя Кэйтлин помнила каждую секунду того, что произошло в переулке. Она попыталась стереть это из своей памяти, но не смогла. Она посмотрела на свои руки и ладони, ожидая, что они выглядят по-другому, но они были нормальными – такими, как обычно. Ярость прошла через нее, меняя девушку, а после так же быстро исчезла.
Но последствия давали о себе знать – она чувствовала себя опустошенной, онемелой. Кэйтлин чувствовала что-то еще, но не могла этого понять. В ее голове мелькали образы – образы тех обнаженных шей хулиганов. Их пульсирующие сердцебиения. И она почувствовала голод. Сильный голод.
На самом деле Кэйтлин не хотелось возвращаться домой. Она не хотела встречаться со своей матерью, особенно сегодня, не хотела заходить в новое место, наполненное нераспакованными коробками. Если бы здесь не было Сэма, она бы просто развернулась и ушла. Девушка понятия не имела, куда бы она пошла, но, по крайней мере, подальше отсюда.
Она сделала глубокий вдох, протянула руку и положила ее на дверную ручку. Или дверная ручка была теплой, или же ее рука была холодной, как лед.
Кэйтлин вошла в слишком яркую квартиру. Она почувствовала запах еды на плите – или, вероятно, в микроволновой печи. Сэм. Он всегда приходит домой рано и готовит себе обед. Ее матери не будет дома еще несколько часов.
«Это не выглядит как хороший первый день».
Кэйтлин обернулась, пораженная звуком маминого голоса. Она сидела на диване и курила сигарету, презрительно оглядывая дочь с головы до ног.